Введение
Ближний Восток — исторический ареал возникновения и развития трех монотеистических (аврамических) религий: иудаизма, христианства и ислама, — которые определяют культурно-цивилизационные коды европейских, североамериканских и арабо-мусульманских государств. Религиозные догматы, верования и ритуалы остаются важнейшими компонентами в моделях повседневного поведения, системах ценностей и политических культурах стран Ближнего Востока. Религиозная основа политического дискурса формирует тип рациональности в соответствующей социокультурной традиции. Общие сакральные источники иудаизма, христианства и ислама являются предпосылками достижения взаимопонимания и конструктивного взаимодействия. Траектории исторического развития определили различные формы влияния религиозного фактора на внешнюю и внутреннюю политику ближневосточных мусульманских государств, этноконфессиональных меньшинств и Израиля, на их взаимодействие с США и ЕС.
Иудаизм в значительной степени определяет общую и политическую культуру, мировосприятие и мироориентацию в Израиле [12]. Малочисленные христианские общины в роли хранителей исторического наследия сохраняют влияние в формате отношений с государствами Европы, Северной и Южной Америки, но часто находятся во враждебном окружении [13]. Суннитский и шиитский ислам играет решающую роль в формировании внешней и внутренней политики, в электоральных процессах главных акторов региона [9]. «Арабская весна» 2011 г. ускорила реконфигурацию политических акторов во внешнеполитическом контуре и одновременно повысила риски внутриполитической дестабилизации [1, 6, 27]. На новом этапе развития региональные элиты активно используют религиозное наследие в целеполагании, а также для легитимации выбранного политического курса, групповой и индивидуальной идентификации [19].
Цель данной работы — исследование основных направлений влияния иудаизма, христианства и ислама на формирование и функционирование политического дискурса современных государств Ближнего Востока.
Для этого предполагается решение следующих задач:
изучение основных предпосылок формирования многослойного культурного универсума в современных государствах Ближнего Востока;
определение главных характеристик религиозного фактора в политических дискурсах в иудейской, христианской и арабо-мусульманской социокультурных традициях;
анализ влияния теорий Абу ль-Аль Маудуди и Сайида Кутба на современный арабо-мусульманский политический дискурс;
исследование применения культурно-религиозного наследия в ситуации арабо-израильского конфликта;
изучение основных характеристик религиозной самоидентификации на микро-уровне на примере суннитско-алавитского конфликта в Латакии (Сирия) в марте 2025 г.
Использование теории дискурса Ю. Хабермаса [14; 15] в сравнительном анализе роли аврамических религий на политические процессы на Ближнем Востоке позволило определить главные тенденции увеличения влияния религиозного фактора в различных социокультурных традициях и типах рациональности.
Обзор литературы
Основная проблема в исследовании религиозного фактора на Ближнем Востоке — различия исторического и социокультурного бэкграунда главных акторов. В Новое время космополитизированная суннитская тюркская элита Османской империи подчинила арабские области бывшего Арабского халифата и вступила в конфронтацию с шиитской Персией Каджаров [11]. На рубеже Нового и Новейшего времени два ведущих государства исламского мира оказались в состоянии системного кризиса и зависимости от европейских держав. После Первой мировой войны и серии революционных катаклизмов Османская империя распалась, оставив своим славянским и арабским провинциям тяжелое наследие институциональной нестабильности, авторитаризма и этноконфессионального сепаратизма [7, 8].
После распада СССР и разрушения биполярной модели международных отношений на Ближнем Востоке на рубеже XX–XXI вв. главными конкурентами в борьбе за региональное лидерство стали Израиль, суннитское Королевство Саудовская Аравия и шиитский Иран. Исламская революция 1979 г. обострила конфронтацию саудитов, чье благополучие было построено на западных технологиях и гарантиях безопасности, и хомейнистов-аятолл, провозгласивших лозунги исламской солидарности, справедливости и борьбы против неоколониальной эксплуатации. В 2010–2012 гг. «Арабская весна» показала институциональную слабость национальных государств, возникших в процессе деколонизации на основе османских провинций [16, 17, 22]. Перманентный кризис парламентской демократии, чехарда правительств и непрерывные коррупционные скандалы сильно осложнили ситуацию в Израиле [28. P. 186–191].
После 2011 г. кризис режима БААС в Сирии привел к гражданской войне, огромным человеческим и материальным потерям и закончилась крахом режима Б.Асада 8 декабря 2024 г. [16, 24]. Египет прошел через длительную турбулентность, пока военная элита не отстранила от власти исламистов и не стабилизировала положение [18, 20. P. 1073–1100, 25]. Борьба за влияние региональных акторов осложняется необходимостью одновременной ликвидации антисистемных джихадистов [27].
Главным теоретическим пробелом остается недооценка различий влияния иудаизма, христианства и ислама на политический дискурс в современных государствах Ближнего Востока.
Методология
Базовой методологией данного исследования является концепция политического дискурса Ю. Хабермаса. Данная вербально артикулированная форма объективации результатов мыслительной деятельности регулируется типом рациональности, доминирующим в определенной социокультурной и религиозной традиции (цивилизационном коде). В понимании Хабермаса рефлексия и коммуникация — основные компоненты политических процессов. Религиозный фактор определяет смысловой фундамент политического дискурса, аксиоматику, базовые структуры восприятия и осознания человеком окружающего мира, задает направления целенаправленной деятельности для получения позитивных результатов.
В данной работе на первой стадии проводится исследование основных предпосылок формирования современного политического дискурса на Ближнем Востоке. Понимание главных параметров рефлексии и коммуникации требует учета эллинского, арабского и османского периодов эволюции региональной политической и культурной общности. На современном этапе развития выявляются главные характеристики израильского и христианского политических дискурсов на фоне доминирующего арабо-мусульманского информационного массива.
На второй стадии определяется идейное наследие Абу ль-Аль Маудуди и Сайида Кутба как основоположников современной исламской политической теории.
На третьей стадии проводится исследование основных параметров влияния религиозного фактора на политический дискурс в Израиле, арабо-мусульманских государствах и христианских общинах.
Исследование религиозного фактора в ближневосточном политическом дискурсе ограничено эмпирической базой. Значительная часть политических процессов проходит в зонах перманентных вооруженных конфликтов, в которых невозможны полноценные полевые исследования. Изучение конфронтационного поведения и мышления акторов затрудняется высокой эмоциональной нагрузкой в коммуникационных сетях, блокирующей рациональную рефлексию.
Многие этноконфессиональные общины, как например, алавиты, друзы и исмаилиты в Сирии, в течение столетий дискриминации и угнетения в целях самозащиты выработали эзотерические культы, недоступные для посторонних. При накоплении достаточного массива эмпирической информации исследователи сталкиваются с проблемой влияния современных информационных технологий и социальных сетей на религиозные догматы и ритуалы. Результаты взаимодействия древних артефактов и современной техники в политическом пространстве трудно анализировать и прогнозировать.
Результаты
Влияние религиозного фактора на формирование политического дискурса государств Ближнего Востока в значительной степени определяется взаимодействием иудаизма, христианства и ислама в их историческом развитии. Возникновение монотеизма в Древнем Израиле, разрушение этого государства в противоборстве с Римской империей, драматичная история рассеяния еврейского народа, появление христианства и арабо-мусульманское завоевание являются основными вехами в формировании многослойного регионального культурного универсума. Ближний Восток как регион возник на стыке трех континентов и цивилизационных пространств — Средиземноморской Европы, Юго-Западной Азии и Северной Африки. Культурно-религиозная многослойность сочетается с геополитической и геоэкономической сегментаризацией. Следовательно, иудейский, христианский и исламский религиозный факторы оказывают различное влияние на политический дискурс (см. таблицу 1).
Таблица 1
Основные характеристики иудаизма, христианства и ислама
в политическом дискурсе государств Ближнего Востока
|
Критерий сравнения
|
Иудаизм
|
Христианство
|
Ислам
|
|
Государственно-политическая система
|
Государство Израиль – парламентская республика
|
Отсутствует
|
Монархии и республики
|
|
Историческая память
|
Древний Израиль Давида и Соломона как доминирующая региональная держава
|
Арабские провинции с доминирующим греческим населением в Византийской империи, святые апостолы и другие деятели церкви
|
Мекка, Медина, Иерусалим в жизни пророка Мухаммеда, Дамаск, Багдад, Каир в истории Арабского халифата
|
|
Политическая культура
|
Организационный и идеологический плюрализм; кровно-родственная и клановая солидарность как основа политических организаций
|
Индивидуалистический плюрализм, основанный на принципе антропоцентризма и свободе дискуссий; потенциальный секуляризм
|
Авторитарная культура, ориентированная на политическое лидерство, корпоративную солидарность и государственный патернализм
|
|
Политические институты
|
Высокий динамизм реконфигурации и организационная нестабильность партий; ориентация на личностное лидерство
|
Разнообразие церковных организаций, догматики и ритуальных практик; дифференцированная ориентация на внешние центры организационной поддержки и финансирования
|
Организационная слабость деидеологизированных партий, общественных ассоциаций
|
|
Идеологии
|
Сочетание секуляризма, либерализма, социализма и ультра-ортодоксального национализма
|
Либерализм, консерватизм, христианский социализм
|
Деградация светского арабского социализма, доминирование исламского модернизма, конкурирующего с консерватизмом
|
Источник: авторская разработка на основании [5-7, 11, 19].
Трагедия Холокоста во Второй мировой войне, решение держав-победителей о восстановлении еврейского государства в 1948 г. привели к первой арабо-израильской войне и к изгнанию (Накбе) большей части мусульманского населения Палестины. Израиль позиционировался как форпост иудео-христианской (западной) цивилизации, демократическое государство, успешно развивающее постиндустриальную экономику и противостоящее соседним авторитарным государствам. Арабо-израильский конфликт определил главный вектор политического развития Ближнего Востока во второй половине XX — начале XXI вв. В данном конфронтационном дискурсе произошла закономерная маргинализация христианства. Тем не менее малочисленные христианские общины остались значимыми агентами влияния в первую очередь благодаря историческому наследию и институциональным связям со странами Европы и Северной Америки.
В странах Ближнего Востока остаются главные святыни христианского мира. Исторические памятники находятся под эгидой поместных православных церквей — Константинопольской, Александрийской, Антиохийской и Александрийской. Руководство Турции, Египта и Израиля заявляет о своей ответственности за сохранение церквей и монастырей, находящихся под охраной ЮНЕСКО, за обеспечение свободы и безопасности паломничества, за гарантии мира и терпимости в отношениях религиозных конфессий. Уничтожение христианских храмов и убийства священников в Сирии во время гражданской войны 2011–2018 гг. были болезненно восприняты в христианском мире и подорвали репутацию радикальной исламской оппозиции в международном сообществе.
Современное развитие арабо-мусульманских государств Ближнего Востока в значительной степени определяется османским наследием. В XVI–XIX вв. в статусе провинций Османской империи в этих сегментах бывшего Арабского халифата возникли эмбрионы арабских наций, политические элиты и самостоятельные экономические комплексы. После распада Османской империи в 1918 г., ликвидации в новой республиканской Турции халифата в 1924 г., деколонизации и завоевания независимости во второй половине XX в. оформилась конфигурация центров силы — суннитских «нефтяных монархий», шиитского «революционного» Ирана и стран светского арабского социализма — Египта, Ирак и Сирии.
Абу ль-Аль Маудуди в Британской Индии (будущем Пакистане) и Сайид Кутб в Египте ввели в мусульманский политический дискурс концепт суверенитета (хакимийя), связанный с поклонением Аллаху (убудийя). В модернизированном исламизме догмат единобожия (тоухид) остался неприкосновенным, но его смыслы существенно скорректированы. В исламе только Аллах обладает суверенитетом и является объектом поклонения. Наделение суверенитетом «идолов» — государств, наций, партий или иных организаций — является воплощением неверия (джахилийи), т.е. антиценностей зла, лжи и несправедливости. Опираясь на идеи основоположников религиозного исламизма, их последователи ниспровергли секуляризованный арабский социализм Г.-А. Насера, С. Хуссейна, Х. и Б. Асадов. «Арабская весна» 2011 г. определила новый этап ближневосточной конфигурации, сохранив идейное наследие Абу ль-Аля Маудуди и Сайида Кутба, но изменив параметры влияния религиозного фактора на политический дискурс.
«Арабская весна» и «реванш Бога» (в определении исламского Ренессанса Ж. Кепеля) определили главные параметры влияния религиозного фактора на макро- и микроуровнях. Элиты используют концепты и/или термины сакрального исторического наследия для фундаментализации и усиления эмоционального воздействия проектов во внешней и внутренней политике. В 2020 г. нормализация отношений Израиля с ОАЭ, Бахрейном, Марокко и Суданом была определена как Соглашения Авраама. Политическая элита еврейского государства использовала имя общего патриарха иудаизма и ислама, чтобы подчеркнуть единство исторических культурных корней двух религий.
В противоположном конфронтационном контексте арабские и израильские вооруженные подразделения берут наименования с героическими смыслами. Учитывая военно-технологическое превосходство Армии обороны Израиля и высокий уровень своих потерь, палестинцы («Бригада мучеников Аль-Аксы» и др.) акцентируют смыслы самопожертвования в борьбе за родину. Израильтяне предпочитают называть свои спецподразделения, системы вооружения и военные операции библейскими именами («Лисы Самсона», «Луч света», «Облачный столп» и т.д.), стремясь реанимировать «дух Маккавеев», используя память о военных достижениях Древнего Израиля.
На микроуровне в условиях распада национальных государств религиозная самоидентификация часто доминирует над гражданской, принимая драматические формы. Даже в условиях острых кризисов политические элиты стараются микшировать религиозные различия и формировать культуру гражданского мира и терпимости. В обозримом будущем полноценный анализ экономических, социальных и культурных процессов в государствах Ближнего Востока невозможен без учета религиозного фактора. Ограниченное использование религиозной терминологии в официальном политическом дискурсе не уменьшает скрытого влияния аврамических религий на мышление и поведение политических классов и других социальных групп.
Обсуждение
Исследователи в целом обозначили главные направления влияния иудаизма, христианства и ислама на политический дискурс на Ближнем Востоке, но мало продвинулись в сравнительном анализе параметров этих процессов. Никто не может недооценивать важной роли религии как в мирных политических процессах, так и в вооруженных конфликтах. Но религиозные догматы не могут буквально воспроизводиться в политических текстах, публичные выступления отличаются от проповедей, а храмовые ритуалы не пригодны как поведенческие модели в повседневной жизни. Следовательно, в исследованиях религиозных компонентов в политическом дискурсе необходимо своевременно проводить необходимые коррекции. Также в большинстве исследований слабо учитывается институциональное, историко-культурное и идеологическое различие между авраамическими религиями.
Большинство конфликтов на Ближнем Востоке вызвано силовым государственным воздействием и обострением конфронтации в этнических и конфессиональных процессах [7]. Взаимное непонимание становится главной предпосылкой для формирования «образа врага» и крайне затрудняет урегулирование межконфессиональных конфликтов [13].
Теоретические пробелы и слабость методологического инструментария особенно сильно ощущается в исследовании проблематики малых этноконфессиональных общин, находящихся в ином (враждебном) социокультурном контексте. Религиозная идентичность часто выступает в роли фактора эскалации вооруженных конфликтов в «провалившихся государствах». После событий 6 марта 2025 г. в Северо-Западной Сирии и.о. президента Сирии Ахмед аш-Шараа осудил «асадистов» и «остатки павшего режима», не обозначив их религиозную принадлежность. Но ряд имамов в мечетях Дамаска призвали к джихаду против алавитов, т. е. против определенной этноконфессиональной общины. Суннитские боевики из «Сарайя ансар аль-Сунна» 6–10 марта целенаправленно уничтожали в Латакии и Тартусе алавитов, не трогая ни мусульман-суннитов, ни христиан [10, 21].
Одновременно в Южной Сирии в провинциях Кунейтра и Деръаа активизировались контакты бывших баасистов и «Хезболлах». 17 декабря 2024 г. Сирийская социал-националистическая партия объявила о создании Фронта освобождения Южной Сирии от еврейской агрессии («Джабхат тахрир аль-Джануб»). 11 января произошел ребрендинг этого парамилитарного формирования в «Джабхат аль-Мукавама аль-Исламийя фи Сирия Ули аль-Баас». Таким образом происходит обогащение лозунгов строительства арабского социализма кораническими смыслами сопротивления иностранной агрессии [23]. Сознательное игнорирование новыми властями Сирии религиозного фактора во внутренней политике в значительной степени искажает картину происходящего и препятствует урегулированию конфликтов.
Особый интерес на Ближнем Востоке представляют религиозные группы, сумевшие погасить конфронтационный потенциал, решить задачи самоидентификации и перейти от кризисного выживания к стабильному развитию. Провозглашение независимости Израиля вызвала массовую эмиграцию мусульманского населения Палестины и серию кровопролитных арабо-израильских войн. Относительная стабилизация в 1970–1990 гг. отношений еврейского государства с арабскими соседями сменилась обострением конфронтации с Ираном и «осью сопротивления» в шиитских ареалах в Йемене, Ираке, Сирии и Ливане [2-4]. Однако еврейская община в Иране сумела выжить в экстремальных условиях исламской революции, погасила антисемитские инсинуации, а затем пыталась приспособиться к реалиям постреволюционного Ирана. Не столько враждебное мусульманское окружение, сколько давление израильского МИД побуждало иранских евреев к эмиграции [26. P. 300–318].
На современном Ближнем Востоке религиозный фактор быстро усиливается и в конфликтном, и в мирном политическом дискурсе, но это часто недооценивается действующими акторами.
Выводы
«Арабская весна» 2011 г. и «реванш Бога» превратили религиозные догматы и ритуалы в важнейший компонент ближневосточного дискурса. В условиях углубляющегося экономико-экологического кризиса, высоких темпов демографического роста и дефицита материальных ресурсов возрастают требования к качеству рефлексии и коммуникации в политических процессах. Ближний Восток — регион с высоким конфликтным потенциалом. В нем в максимальной степени сконцентрированы исторические памятники и святыни, центры паломничества и поклонения. Для политических элит религиозный фактор становится эффективным, но опасным инструментом. Апелляция к религиозным смыслам позволяет быстро мобилизовать массовую поддержку, но угрожает драматичной эскалацией конфликтов. Кровопролитная гражданская война 2011–2018 гг. в Сирии и военная операция Израиля в Газе после атаки ХАМАС 7 октября 2023 г. являются наиболее яркими примерами данной тенденции.
Прикладное значение этого исследования заключается в определении структурных рамок религиозного фактора в политическом дискурсе. История Ближнего Востока накладывает жесткие ограничения на имплементацию догматов и ритуалов в политических процессах. Государственные деятели, парламентарии, администраторы, дипломаты и журналисты часто сознательно избегают этноконфессиональной терминологии. Однако успешная коммуникация с ближневосточными элитами предполагает обязательное знание и постоянный учет данного бэкграунда. Стабильность в Израиле и арабо-мусульманских государствах возможна только при условии аккуратного выстраивания в госаппарате баланса этнических и конфессиональных групп влияния. Условием конструктивного взаимодействия этих государств с Западом и с международным сообществом является обеспечение прав христианских меньшинств, сохранение историко-религиозных памятников, гарантия свободы паломничества и вероисповедания.
Объем данной работы не позволяет провести полный и детальный анализ влияния иудаизма, христианства и ислама на политический дискурс в масштабе отдельных стран. Еще сложнее определить тенденции эволюции контента религиозных традиций и современных цифровых масс-медиа. В современном глобальном мире политические процессы в ближневосточных странах развиваются в тесном взаимодействии с диаспорами в едином информационном пространстве. Примеры возникновения баасистского фронта в Южной Сирии и эволюции еврейской общины в Иране обозначают векторы дальнейших исследований.
Литература
1. Аль-Сахель С. М. Искусственный интеллект и угроза новых цветных революций в арабском мире // Азимут научных исследований: экономика и управление. 2024. Т. 13. № 2(47).
2. Баскаков И. Д. Влияние идей панисламизма на внешнеполитические концепции Ирана (от излома ирано-иракской войны до современности) // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Общественные науки. 2024. T. 1. № 854.
3. Баскаков И. Д., Русанов И. Д. Ирано-израильская конфронтация. Идеологические аспекты антагонизма // Свободная мысль. 2024. № 5.
4. Карасова Т. А. Война Израиля против ХАМАС и угроза крупного регионального конфликта на Ближнем Востоке // Свободная мысль. 2024. № 5.
5. Кепель Ж. Джихад: Экспансия и закат исламизма. М.: Ладомир, 2004.
6. Кепель Ж. Выйти из хаоса. Кризисы на Ближнем Востоке и в Средиземноморье. М.: Политическая энциклопедия, 2021.
7. Кудряшова И. В., Козинцев А. С. Институциональные решения этноконфессиональных конфликтов на Ближнем Востоке в контексте имперского опыта // Политическая наука. 2021. T. 2.
8. Чухвичев В. Д. Преобразование традиционных основ власти исламской правовой мыслью // Закон и право. 2024. T. 12.
9. Ayube N. N. Over-stating the Arab state: politics and society in the Middle East. London, N.Y.: I.B. Tauris, 2008.
10. Bahah M. Syria clashes – what happened? Hundreds of people were killed and residents of Syria’s coastal governatores are scared to leave home. // http://www.aljazeera.com/news/2025/3/10/syria-clashes-what-happened-hundreds-of-people-were-killed-and-residents-of-syria’s-coastal-governatores-are-scared-to-leave-home. [Accessed March 20, 2025].
11. Barkey K. Empire of difference: the Ottomans in comparative perspective. N.Y.: Cambridge Univercity Press, 2008.
12. Freeman R. Israel under Netanyahu: domestic and foreign affairs. N.Y.: I.B. Tauris, 2020.
13. Friedinriech D. M. Jewish Muslim: How Christians Imagined Islam as the Enemy. Oakland, CA: University of California Press, 2022.
14. Habermas J. Knowledges and human interests. Boston: Beacon Press, 1971.
15. Habermas J. The theory of communicative action. Vol. 1. Reason and the rationalization of society. Vol. 2. Life world and system: a critique of functionalist, Boston: Beacon Press, 1984.
16. Jones M. O. Digital Authoritarianism in the Middle East: Deception, Disinformation, and Social Media. Oxford: Oxford University Press, 2022.
17. Karpat K. The politicization of Islam: reconstructing of identity, state, faith in the late Ottoman state. N.Y.: Oxford Univercity Press, 2001.
18. Kienle E. Egypt: a fragile power. Alington: Routledge, 2021.
19. Khatib L. The Quest for Democracy: Liberalism in the Modern Arab World. Cambridge: Cambridge Univercity Press, 2022.
20. Long B. In the shadow of the Islamic state: political violence in post-revolutionary Egypt, 2013–2020 // Journal of North-African Studies. 2023. Vol. 28. No. 5.
21. Michael M., Dalatey F., Levenson R., Gebelly M. «Pray for us. They’ve arrived»: How Syria descended into revenge bloodshed. // http://www.reuters.com/world/middle–east/pray-for-us-they’ve-arrived-how-syria-descended-into-revenge-bloodshed-2025-03-16. [Accessed March 19, 2025].
22. Moss D. M. The Arab Spring Abroad: Diaspora activism against Authoritarian Regimes. Cambridge: Cambridge Univercity Press, 2021.
23. Mymayez S. Uli al-Baas (Part 1): A New Islamic Resistance Front in Syria? // http://www.washingtoninstitute.org/policy-analises/uli-al-baas-Part-1-a-new-islamic-resistance-front-in-syria. [Accessed March 20, 2025].
24. Shenker D. Enough with the Hand-Wringing: Al-Sharaa Better Than Assad. // http://www.washingtoninstitute.org/policy-analises/enough-with-the-hand-wringing-al-sharaa-better-than-sssad. [Accessed March 22, 2025].
25. Stasher J. Water melon democracy: Egypt turbulent transition. Syracuse Univercity Press, 2020.
26. Sternfeld L. B. Combating the Double Erasure: Cana Jew (Calimi) be an Iranian in the Islamic Republic? // International Journal of Middle East Studies. 2023. Vol. 55, No. 2.
27. Stinersen A. Jihadism after the «Caliphate»: toward a new typology // British Journal of Middle East Studies. 2020. Vol. 47. No. 5.
28. Waxman D., Peleg I. The nation-state law and the weakening of Israeli democracy // Israel Studies. 2020. Vol. 25. No. 3.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
