Введение
Социализм социализму рознь. В мировой истории было немало различных вариантов социалистических моделей, практик, движений, именовавших себя социалистическими или считавшихся таковыми. В то же время следует определить время их появления XIX веком, когда общественная мысль, став по настоящему научно-проективной, смогла предложить развитые концепции наиболее справедливого и эгалитарного общества, регулируемого сверху, — нового общества, противостоящего как сословно-феодальному, так и наступающему капиталистическому.
С нашей точки зрения, социализмом можно назвать любое рационально сконструированное общество эпохи модерна, в интересах широких масс апеллирующее к принципам равенства и социальной справедливости, придерживающееся централизованного управления, системы социальных гарантий, ведущей государственной и общественной собственности. В рамках настоящей статьи под социализмом мы будем понимать как общество, строго, по-марксистски посткапиталистическое и сверхиндустриальное (с переходом в постиндустриальное), с перетеканием властных функций к самому обществу, так и любое антикапиталистическое раннеиндустриальное общество, вертикально организованное. Последний тип социализма всюду и был господствующим.
С самого начала марксистская и немарксистская мысль (прудонизм, русское народничество, анархизм), соревнуясь друг с другом, предлагали самые разные варианты социалистического обустройства общества [24]. За пределами европейского мира и России аграрный и уравнительный социализм в середине XIX века попытался укорениться в Китае при тайпинах. Тайпинский опыт построения социализма, несмотря на неудачу, впоследствии имел более счастливое продолжение для крестьянских азиатских стран, не прошедших полноценную капиталистическую модернизацию. Оно станет в XX веке симбиозом западного марксистского пролетарского учения с неизживаемыми докапиталистическими социально-экономическими практиками незападных и периферийных стран.
В XX веке немарксистские версии социализма охватят Латинскую Америку, Африку, Азию и приведут к его вариациям, в частности, арабской (Насер, Каддафи) и латиноамериканской (Уго Чавес). Новые доктрины антиимпериалистического и общеклассового социализма, «ориентированного на весь народ», предлагали Леопольд Сенгор, Франц Фанон [20].
О марксистском социализме «не по Марксу»
В соответствии с концептуальной схемой Маркса, социализм как первая фаза более прогрессивной коммунистической формации (у Маркса она называется третичной и идет после вторичной — капиталистического способа производства [15]) должен быть во всем выше и развитей предшествующего капитализма, которого он диалектически «снимает» как преходящее и худшее социальное качество. Подобные теоретические выводы Маркс и Энгельс сделали на основе западноевропейского опыта, который они естественно проецировали[1] на весь мир.
Но мировая история в силу неравномерного и разноскоростного развития, усугубляемого резкими социальными катастрофами/разрывами с предшествующими периодами, распорядилась иначе. Парадоксальным образом непосредственное движение по строительству марксистских основ социализма началось не в соответствии с классической доктриной Маркса: не в развитых капиталистических странах Запада, в которых доминирующий класс пролетариата должен был обеспечить себе долгожданную победу, а в капиталистически и промышленно неразвитых странах России и Востока, в которых господствовала неизжитая традиционно-аграрная структура общества, а рабочий класс был в явном меньшинстве, уступая патриархальному крестьянству.
Зато именно здесь были сильны классовые противоречия, вызванные скоростью модернизационных изменений под давлением западного империализма и капитала. Кроме этого, сформировался мощный антикапиталистический и антиимпериалистический заряд не только угнетенных низов, но и ущемленной своим низким статусом национальной интеллигенции. Последняя, формируясь из всех слоев населения и при этом не будучи, в отличие от европейской интеллигенции, интегрированной в верхние этажи социума, выбрала марксизм в качестве компаса своей личной и общенациональной стратегии развития. Революционизируясь сама, доктринально и политически организованная марксистская интеллигенция в этих странах, сверяясь с самим учением и озираясь на передовые марксистские организации Европы, готовила антикапиталистические революции как с целью вывести свои страны из отсталости в передовые державы, так и в силу своей политической «воли к власти».
Первая мировая война дала уникальный шанс, которым воспользовалась самая радикальная марксистская партия России — страны, которая по марксистской теории должна была быть лишь подмастерьем в революционной борьбе настоящих профессионалов — социал-демократических партий Европы. Но великая русская революция 1917 г. с ее двумя революционными актами (в феврале и октябре) поменяла местами все и в теории марксизма, и на практике. Отсталая страна стала авангардом мирового рабочего марксистского интернационала, а передовые с марксистской точки зрения пролетарские страны Европы с их партиями, отринувшими ренегатство лидеров II Интернационала, оказались учениками политически передовой Москвы.
Центром мирового коммунистического движения стала Москва, а не Берлин или Париж, как виделось социал-демократам еще накануне Первой мировой. Впрочем, привлекательность коммунистической российско-советской модели с самого начала была поставлена под сомнение как в России (прозападными марксистами-меньшевиками, которые в лице Плеханова предрекли скорый крах большевизму [16. С.19-20]), так и на Западе с его мощными традициями левого движения.
Идейно-теоретический «залп по Москве» как единственному центру мирового коммунистического и рабочего движения дали многие умеренные европейские лидеры социал-демократии (в том числе Роза Люксембург и Карл Каутский). Москва ответила западным критикам бескомпромиссно-теоретической брошюрой В.И. Ленина «Пролетарская революция и ренегат Каутский» [13] и создала под своей эгидой новый пролетарский Интернационал (III коммунистический). Возглавивший Коминтерн Зиновьев, суммируя высказывания большевиков и радикальных левых Европы, провозгласил на VIII съезде РКП(б) в 1919 г.:
«…Идейное руководство происходящей на наших глазах мировой революции должно принадлежать Российской коммунистической партии» [23. С.360-361]. «Ленин и Россия» превратились в торжествующий пароль миллионов трудящихся Запада и Востока, ожидающих освобождения от мира капитала и империализма.
Деятельность мирового марксистско-коммунистического движения сосредоточилась в Москве, под контролем советских руководителей. Коминтерн превратился в важнейший фактор мировой политики, став рупором советской внешней политики. Это сделало СССР монопольным руководителем процесса скорого (как считали в Москве в начале 20-х гг.) объединения всего человечества через неизбежный социалистический этап во всемирное и единое коммунистическое общежитие.
Но время шло, мировая революция не наступала, а революционная волна 1918-1923 гг. сменилась отливом и откровенной реакцией. Затем и вовсе пришел фашизм. Пришлось в одиночку строить социализм, обходя всю логически выверенную историческую концепцию Маркса. Далеко не все это в СССР это приняли. Отвечая таким противникам, в первую очередь Троцкому, И.В. Сталин в 1927 г. заявил: «Без уверенности построить социализм не может быть воли к строительству социализма. Кому охота строить, зная, что не построить?» [18, С.280].
В результате колоссальных усилий в СССР ускоренными мобилизационно-силовыми средствами выстраивалась жестко этатистская социально-распределительная модель с всесильной бюрократией, цензурой, тюрьмами и произволом силовиков. «Основы социализма» (как было объявлено в сталинской Конституции 1936 г.) даже близко не напоминали общественную модель, о которой восторженно писал молодые Маркс и Энгельс, а позднее Ленин в «Государство и революция».
Ожидаемого чуда не случилось: не удалось построить более развитого по сравнению с капитализмом социализма демократического, самоуправляющегося, где трудящиеся массы снизу, свободно через советы управляют государственной машиной и распоряжаются всей национализированной собственностью. Зато был построен параллельно развивающийся капитализму и во всем ему противостоящий сверхцентрализованный марксистский антикапитализм на раннеиндустриальной основе.
Он лишь совершал массовый переход из деревни в город и поэтому в своем массовом общественном сознании сохранял неизжитое религиозно-мифологическое крестьянское сознание. Оно легко прощало власти жестокость по отношению к объявленным «врагам народа», мирилось с бедным материально-культурным бытом, преклонялось перед властью партийных вождей, а саму марксистскую идеологию воспринимало как новую религию. Как отмечал немецкий философ-русофил Вальтер Шубарт, «у русских религиозно все — даже атеизм» [22. С.202-203].
Это была волевая пересадка на скорее отсталую деревенско-крестьянскую, чем городскую пролетарскую почву ортодоксальных евромарксистских идей о диктатуре пролетариата, реальной власти всех трудящихся, обобществлении собственности. В результате такого синтеза и получился советский марксистский социализм «не по Марксу». Именно эта модель стала нормативной для социалистических практик XX века.
1945 год стал годом зенита советской модели государственного антикапитализма, после которого она осуществилась (не без помощи СССР) в десятках странах Восточной Европы, Азии и на Кубе. Во всех этих странах под жестким контролем местной партии сложились иерархические общества паллиативного социализма, в которых «общество уже не было капиталистическим, но и не социалистическим, в силу незавершенности отрицания капитализма» [12. С.616]. Социализм строился на раннеиндустриальной базе, с неизжитым господством крестьянского мифологического менталитета. И логично, что во всех странах «реального социализма» (раннеиндустриального госсоциализма) так много было разных форм государственного принуждения: государство здесь не думало отмирать (как предполагали Маркс и Ленин), а лишь нарастало.
Именно сильная государственная вертикаль с мобилизацией всех ресурсов, выходом из капиталистической мир-системы и закрытостью от грабительского западного капитала, при почти религиозной всеохватывающей вере в марксистский коммунизм (который по факту стал заменой религии) и иррациональном культе верховных вождей в итоге дали положительный эффект для этих отсталых крестьянских обществ. Все эти общества были успешно модернизированы и частично урбанизированы в рамках ранней индустриализации, а СССР стал общепризнанным лидером антикапиталистической модернизации неразвитых стран, ранее зависимых от Запада.
Ирония истории состояла в том, что западный марксизм — продукт западного исторического общества, предназначенный для зрелого капитализма в переходе к социализму — побеждает в неразвитых странах, в которых капитализм не развился в полную силу. В них марксизм стал учением победивших партий — организаций, пришедших к власти. Имплантированный в них марксизм не привел к победе там посткапиталистического социализма, зато качественно модернизировал эти общества, став формой некапиталистической модернизации.
Советская модель «реального социализма»— без прикрас
Советский проект был самым успешным в истории проектом реализации жизненной индивидуально-коллективной субъектности масс, веками пребывавших в состоянии пассивной объектности и жестокой эксплуатации со стороны эгоистическо-элитарных слоев общества. Коммунистическо-советский проект нес ранее разобщенным по классам и стратам людям, отныне объединенным в единую солидарную общность — советский народ, единую для всех культуру высокого Просвещения, социального Равенства и Справедливости. Этот проект был устремлен в прекрасное коммунистическое будущее «для всех», да еще с качественным преображением их личностей. Он ориентировал всех сограждан на неизбежное наступление лучшей и счастливой жизни завтра, но еще большее счастье послезавтра.
Доктринально это «празднично-счастливое завтра» было обязано во всем превосходить по степени человеческой свободы и материального изобилия сегодняшнюю жизнь, которая уже завтра должна была стать буднично-вчерашней, совсем не интересной для потомков. Такого самоуверенного оптимистического пафоса современности, перетекающей в лучшее будущее, нигде и никогда еще не было в мировой истории! Но именно он заряжал массы, приучал не замечать или забывать трудности. Оптимистичная вера в будущее успешно работала на советскую модель многие десятилетия. И в этом, безусловно, состоит самое прогрессивное содержание этого удивительного в истории проекта социального творчества.
Парадоксально не называя нигде по фамилии Ленина и Сталина (только «руководители»!), нигде не произнося термина «социализм», авторы популярной коллективной монографии «Кристалл роста» приводят впечатляющие показатели роста советской экономики с 1929 по 1955 гг. — в 14 раз, а «…среднегодовой рост экономики за вычетом четырех военных лет составляет — 13,8%… Запасы золота составляют 2050 тонн — второе место в мире. Первое место в мире по удельному весу машиностроения в общем объеме промышленной продукции. Обеспечена полная технико-экономическая независимость государства. Первое место в мире по уровню механизации сельского хозяйства. Первое место в Европе и второе в мире по …размерам промышленности. Первое место в Европе и второе в мире по уровню производительности труда в промышленности» [6. С.28].
Помимо грандиозных технико-экономических достижений, невероятными выглядят достижения СССР за 1929-1955 гг. в области демографии — прибавка на 46 млн. чел.! И это с учетом катастрофы Великой Отечественной войны (минус 26,6 млн. чел.), а ранее страшного голода начала 30-х гг. и массовых репрессий в конце 30-х гг. За этот период продолжительность жизни советских граждан выросла на 26 лет [6. С.29]!
Самая величественная победа в отечественной истории — над нашествием европейского фашизма и нацизма — была достигнута не только благодаря материальным, людским ресурсам и русской цивилизационно-культурной идентичности (как считают многие авторы современной России), а в первую очередь благодаря более передовой по сравнению с Западом социально-политической организации («реальным социализмом»), в первую очередь благодаря ВКП(б), которая руководила, организовывала войска и народные массы и при этом сама героически воевала на передовой.
Однако в силу низких стартовых позиций страны для построения социализма, усугубленных социально-экономической катастрофой гражданской войны и вынужденной чрезвычайной политикой военного коммунизма, заставившего распрощаться со многими идеями свободного самоуправления трудящихся, само строительство было деформировано. По справедливому замечанию А. Сафронова, «в …соответствии с законами диалектики сильное государство, необходимое для «доразвития» в отсталой стране предпосылки социализма, само стало тормозом для социалистических отношений, в основе которых должно лежать самоуправление трудящихся» [17, С.738].
Во-первых, нужно было воссоздать (после разрухи гражданской войны) необходимый для построения заявленного классиками социализма материально-техно-культурный фундамент. Ранее это делалось в рамках буржуазной модернизации. Но в России этот важный буржуазный фундамент пришлось создавать без необходимого буржуазного развития, без самой буржуазии, да еще в чрезвычайных условиях. И В. Ленин в 1923 г. в статье «О нашей революции» рассуждал о необходимости достигнуть предпосылочных для социализма степени цивилизованности и уровня культуры, «…на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя двинуться догонять другие народы…» [14. С.381-382]. В последних работах он постоянно напоминал об остром дефиците для крестьянской страны передовой буржуазной культуры: управления, организации, труда, быта. Философ В. Арсланов заметил: «Думать, что можно… из Чапаева и Пугачева сделать Канта и Маркса, без особых проблем соединить эти противоположности, создав за несколько лет в крестьянской стране богдановскую «пролетарскую культуру» без органического усвоения норм демократии и правового государства, без усвоения достижений буржуазной правовой культуры, — реакционная утопия, что неустанно доказывал Ленин своим сторонникам после победы» [1, С.234-235].
Чтобы подтянуть к передовому в политическом отношении режиму отсталую техноструктуру и столь же отсталый социально-культурный комплекс, большевики были вынуждены сначала пройти опасный для их господства период полубуржуазного НЭПа, чтобы на базе уже сытой, но аграрной страны с бешеной скоростью, сразу и во всех сферах начать масштабное строительство предпосылок социализма «…через огосударствление средств производства и постановку всех аспектов экономической деятельности под контроль централизованного правления» [17. С.237]. Общеизвестна героика первых пятилеток и ее масштабные достижения, — наряду с мрачными страницами голода, раскулачивания и террора 1937 г..
Ставка на централизированное огосударствление, умелое подстегивание невиданного по размаху в истории энтузиазма масс и насилие в отношении оказавшихся на пути «социалистического локомотива» истории обеспечила грандиозный успех советской модернизации 30-40-х
годов в трех ключевых сферах: экономике, социальной сфере и культуре. Все эти очевидные и невероятные по скорости их достижения успехи были зафиксированы в Конституции 1936 г. как уже построенное «социалистическое государство рабочих и крестьян» с «социалистической системой хозяйства и социалистической собственностью на средства производства» [11].
Но был ли построен социализм в стране, где до 70% населения составляли крестьяне, а советская система государства была внешней, не главной, представительной оболочкой, скрывающей в себе внутреннее — глубинное и главное (коммунистическое) содержание [2. С.20] страны? Да, в основном он был построен — в самой начальной форме. Вот только какой? Это отнюдь не посткапиталистический социализм, каким его видели Маркс и Ленин и как его представлял тогда в СССР Сталин. Поскольку никакого высокотехнологичного, превышающего западный капитализм по производительности труда и материальному обеспечению граждан, с децентрализованным самоуправлением трудящихся, контролирующих власть и собственность общества построено не было. Ни натурально-уравнительный «военный коммунизм», ни противоречивый многоукладный НЭП, ни сталинская модель тоталитарно-мобилизационного госсоциализма, ни даже более гуманные и социальные формы позднесоветского «реального социализма» никак не напоминали высокотехнологичный и культурно-урбанизированный посткапитализм.
Тогдашние производительные силы, характерные для раннеиндустриального развития, острый дефицит жилплощади, скромное продовольственное обеспечение и даже ухудшение благосостояния рабочих в конце 30-х гг. на четверть по сравнению с концом 20-х гг. [16, С.190], огромная доля тяжелого физического труда и малая доля горожан (чуть больше 30%), мобилизационно-репрессивное трудовое законодательство — все это указывает на черты совершенно другого социализма. Молодой Маркс в «Экономическо-философских рукописях» называл такой коммунизм «грубым». «Грубым, ранним и казарменным» характеризовали сталинский, подчеркнуто антикапиталистический социализм 30-40-х годов советские перестроечные авторы (Л. Гордон и Э. Клопов) [7, С.48].
Собственно, сама «грубость», то есть политика принуждения и масштабного насилия, была единственным способом уничтожить в короткий срок, перемолоть все противостоящие коммунистическому руководству досоциалистические отношения: от родоплеменных до частнособственнических. Все эти отношения, доставшиеся коммунистам с дореволюционных времен, проявлявшиеся в правовых, производственных отношениях и еще больше в быту, нравственности как спрут опутали советское общество, не давая ему перейти на зрелые социалистические отношения как посткапиталистические.
Наконец, в СССР рабочий класс ни в 30-40-е годы, ни позднее не смог стать политическим гегемоном — руководящей силой. Эту роль все годы коммунистическо-советской власти играла надклассовая партийная бюрократия. Хотя она и рекрутировалась из массы рабочих, крестьян и интеллигенции, партбюрократия была той удивительной общеклассовой советской элитой, которая связывала в самой себе воедино политические и гражданские функции [2, С.20].
Роль партийной бюрократии привыкли негативизировать, обвиняя ее в узурпации власти. Однако при всех ее неизбежных ведомственно-групповых интересах именно социальный союз бюрократии и рабочих при ведущей роли бюрократии долго служил надежной социальной гарантией для укрепления позиций рабочего класса и его классовых интересов [9. С.373-374]. Рабочий класс больше нуждался в бюрократии, чем она в нем. И без нее он проиграл бы даже много раньше 1991 года [1. С.244]. Таким образом, сталинская советская модель представляла собой удивительный гибрид, в котором переплелись как прогрессивные (сами социалистические), так и реакционные (досоциалистические или несоциалистические) формы и отношения. Здесь были передовая наука и промышленность, освободительная гуманистическая культура с искренним энтузиазмом масс — и практически полный контроль граждан со стороны силовиков, укорененное в массах (особенно крестьян) мифо-религиозное обожествление вождей.
Объективные обстоятельства (включая враждебное окружение) привели, как считают исследователи начиная с первого марксистского аналитика сталинской модели Троцкого, к деформации социализма. Эту исследовательскую парадигму разделяют А.В. Бузгалин, М.Б. Конаршев, В.М. Межуев, Б.Ф. Славин [3. С.135]. Сталинизм означал и «…значительное продвижение по пути Октября 1917 года и, одновременно, деформирование (в некоторых аспектах и на определенных этапах — вплоть до разрыва с революционной традицией) социалистического начала противоположными, враждебными ему качествами» [21, С.187].
При этом Советский Союз и в послесталинский период технологически и социально-культурно эволюционировал и качественно, и количественно (от массового жилья и увеличения зарплат до полного пенсионного обеспечения в середине 60-х), приобретая все более специфические черты советского социального государства [6, С.214]. В постсталинский период и особенно после трагических событий 1962 г. (в Новочеркасске) советские руководители отказались от жесткого модернизационного «форсажа» в отношении своих граждан, молчаливо соблюдали с ними своеобразный социальный «компромисс»: постоянное увеличение материально-социальных гарантий и защит в обмен на полную лояльность к монопольно правящей партийно-государственной бюрократии [8, С.225, 227]. Граждан не принуждали к труду, как во времена Сталина, и они не требовали политических прав и свобод в обмен на расширяющееся удовлетворение потребительских запросов.
Однако со временем социальная структура общества усложнялась. Этому способствовали технико-экономические успехи и переход большей части страны в более зрелые индустриальные и даже частично постиндустриальные формы. «В СССР развилось глубокое противоречие между прорывом в постиндустриальной, собственно социалистической сфере и огромным отставание в традиционной индустриальной, собственно буржуазной сфере» [47. С.57]. Поздний СССР в отличие от преимущественно крестьянского общества 30-х годов — общество уже городское и индустриальное. К середине 80-х четверть взрослого населения имело высшее образование. Такое более образованное и культурное общество переросло узкие малообеспеченные потребительские рамки прежнего социального компромисса. Власть стала хронически опаздывать в удовлетворении расширявшихся запросов граждан. Горожане и интеллигенция тяготились партийной опекой и цензурой, стремясь к политическим свободам и свободомыслию, создавая устойчивый запрос на политические перемены. А теоретический компас страны — «научный коммунизм» — выродился в полурелигиозно-мифологический суррогат, переставший даже реагировать на реальные проблемы.
Потребительские ожидания граждан также были обмануты. В начале 80-х годов повсеместно наблюдалось ухудшение в продовольственном и материально-бытовом обеспечении. По неофициальным свидетельствам самих партработников того времени, люди работают из рук вон плохо, и как работаем, так и живем [5. С.238].
С 70-х годов повсеместно шло вырождение ранее сильных коммунистических идеалов и замена их мелкобуржуазно-потребительскими. Коренные изменения произошли в правящей партийной бюрократии. «Партийно-государственная номенклатура к 1980-м замкнулась в… касту, где царили корпоративные интересы. Возникали злокачественные социальные образования, объединявшие партийных работников, цеховиков и торговых работников. На уровне народа было осознано отчуждение от принятия решений как на уровне страны, так и на уровне конкретного предприятия, так что сильных стимулов для развития экономики у работников тоже не было» [10, С.23].
К этому времени стали возникать уже открытые номенклатурные династии, а дети и внуки партчиновников, вкусившие блага лучшей жизни по сравнению с массой рабочих и крестьян, уже были лишены революционного огня коммунистических идей. Партбюрократии третьего поколения уже не нужен был коммунизм, при реализации которого она теряла свою власть над страной и общегосударственной собственностью. По логике возрастания потребительства в отсутствие реального контроля общества за властью и собственностью бюрократия все больше стремилась стать полноценным буржуазным классом — частными собственниками общенародного имущества. Его захват и раздел между элитными советскими группировками стал итогом перестройки. В точности сбылся один из двух прогнозов в «Преданной революции» Троцкого: в условиях деформации «рабочего государства» и полного отрыва от рабочих обюрокраченной партии последняя окончательно переродится и обуржуазится, что «подготовляет капиталистическую реставрацию» [19. С.202]. Единственной альтернативой этому, по мнению Троцкого, было свершение в СССР политической революции, устраняющей протобуржуазную бюрократию и устанавливающую полноценную советскую рабочую демократию [19, С.221].
Беда этого утопического прогноза Троцкого в том, что сам советский рабочий класс даже в позднем СССР был занят преимущественно не творческим трудом в материальном производстве, был лишен необходимого для управления страной образования и навыков. Таков замкнутый и неразрешимый круг проблем авторитарно-бюрократического социализма с неизжитыми досоциалистическими укладами и отношениями.
[1] Впрочем, Маркс в письме В. Засулич оговаривался, что его западноевропейская трактовка истории не всегда и не везде применима.
Литература
1. Арсланов В.Г. О материалистической диалектике и всемирной истории (некоторые поправки к марксистской концепции современного революционного процесса) // Социализм-21. 14 текстов постсоветской школы критического марксизма. М.: Культурная революция, 2009.
2. Бакланов В.И. О советской модели «реального социализма» // Современная наука: актуальные проблемы теории и практики. Серия «Гуманитарные науки». № 1, 2023.
3. Бакланов В.И., Осин Р.С. Социально-философское измерение советского общества в современной общественной мысли. PolitBook. № 4, 2020.
4. Бузгалин. А.В. Экономико-политическая система СССР: достижения, противоречия и уроки для социализма будущего // Оптимистическая трагедия. М.: ЛЕНАНД, 2018.
5. Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: Советская Россия, 1991.
6. Галушка А.С., Ниязметов А.К., Окулов М.О. Кристалл роста. К русскому экономическому чуду. М.: Наше Завтра, 2021.
7. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было?: Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы. М.: Политиздат, 1989.
8. Дамье В.В. Стальной век: социальная история советского общества. М.: ЛЕНАНД, 2020.
9. Колганов.А.И. К оценке социально-экономической природы общества советского типа // Социализм-21. 14 текстов постсоветской школы критического марксизма. М.: Культурная революция, 2009.
10. Кононов И.Ф. И все же – катастрофа! Завершение советской эпохи: оценки с дистанции в 30 лет (круглый стол) // Социологические исследования. № 12, 2021.
11. Конституция (Основной закон) СССР в редакции от 5 декабря 1936 г. http://rusconstitution.ru/library/constitution/articles/9623/ [Дата обращения: 29.05.2025.].
12. Коряковцев А, Вискунов С. Марксизм и полифония разумов: драма философских идей в 18 главах с эпилогом. Москва, Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2021.
13. Ленин В.И. Диктатура пролетариата и ренегат Каутский. Полное собрание сочинений. Т.37. М.: Издательство политической литературы, 1969.
14. Ленин В.И. О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова) Полное собрание сочинений. Т.45. М.: Издательство политической литературы, 1970.
15. Маркс К. К критике политической экономии. М.: Политиздат, 1990.
16. Плеханов Г.В. Логика ошибки // От первого лица. Сборник. М.: Патриот, 1992.
17. Сафронов А. Большая советская экономика: 1917-1991. М.: Individuum, Эксмо, 2025.
18. Сталин И.В. Полное собрание сочинений. Т.8. М.: Государственное издательство политической литературы, 1953.
19. Троцкий Л.Д. Преданная революция. Что такое СССР и куда он идет. М.: Политиздат, 1991.
20. Хорхе М. Марксистская критика книги Франца Фанона «Проклятьем заклейменные» // https://okintern.net/articles/frantz-fanon-s-wretched-of-the-earth-a-marxist-critique/ [Дата обращения 29.05. 2025.].
21. Черняков С.Ф. История и теория социализма XX века: новый взгляд на актуальные вопросы. М.: ЛЕНАНД, 2022.
22. Шубарт В. Европа и душа Востока. М.: Русская идея, 2000.
23. Шубин А.В. Мировая революционная волна (1918-1923). Прилив. М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2020.
24. Шубин А.В. Социализм. «Золотой век» теории. М.: Новое литературное обозрение, 2007.
Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
